БЕНЕВОЛЕНСКИЙ НИКОЛАЙ ВЛАДИМИРОВИЧ. Любимое блюдо беневоленского

Образ и характеристика Беневоленского в "Истории одного города" Салтыкова-Щедрина |LITERATURUS: Мир русской литературы

Город Глупов. Художники Кукрыниксы

Феофилакт Иринархович Беневоленский является одним из градоначальников города Глупов в романе "История одного города" Салтыкова-Щедрина.

Подробный рассказ о Беневоленском можно найти в главе "Эпоха увольнения от войн".

В этой статье представлен цитатный образ и характеристика Беневоленского в "Истории одного города". Смотрите: Все материалы по "Истории одного города"

Образ и характеристика Беневоленского в "Истории одного города"

Феофилакт Иринархович Беневоленский является градоначальником города Глупов с 1806 по 1811 гг.

Беневоленский носит чин статского советника:

"...статский советник..." Беневоленский является товарищем выдающегося государственного деятеля Сперанского: "...товарищ Сперанского по семинарии." По мнению летописца, Беневоленский - высокодаровитвый человек: "Но чем более рос высокодаровитый юноша, тем непреоборимее делалась врожденная в нем страсть." Главной страстью Беневоленского является законодательство, то есть создание законов: "...оказывал склонность к законодательству. Предсказал гласные суды и земство."  "С самой ранней юности Беневоленский чувствовал непреоборимую наклонность к законодательству." "...тоска по законодательству снова овладевала им."  Беневоленский очень любит есть пироги: "...удалился в дом купчихи Распоповой (которую уважал за искусство печь пироги с начинкой)..." Градоначальник Беневоленский влюблен в купчиху Распопову. Ему нравятся ее пироги с начинкой: "Имел любовную связь с купчихою Распоповою, у которой по субботам едал пироги с начинкой."  В Беневоленском непрерывно борются две страсти - страсть к законодательство и страсть к пирогам: "Так окончил свое административное поприще градоначальник, в котором страсть к законодательству находилась в непрерывной борьбе с страстью к пирогам." Беневоленский - добросердечный доктринер. Он придерживается заученных, оторванных от жизни правил: "...Беневоленский был не столько честолюбец, сколько добросердечный доктринер, которому казалось предосудительным даже утереть себе нос, если в законах не формулировано ясно, что «всякий имеющий надобность утереть свой нос – да утрет»." По мнению летописца, Беневоленский является мудрым человеком. Это, конечно, неправда. Очевидно, что Беневоленский - глупый градоначальник: "Был мудр..."  При Беневоленском глуповцы живут благополучно, так как его деятельность почти не влияет на жизнь граждан: "Стало быть, благополучие глуповцев, начатое черкашенином Микаладзе, не только не нарушилось, но получило лишь пущее утверждение."  "...не потому ли люди сии и благополучны, что никакого сорта законы не тревожат их?"  "Едва отрывал он взоры от ликующих глуповцев..." "Как ни избалованы были глуповцы двумя последними градоначальниками..." (речь идет о Беневоленском и Микаладзе)

При Беневоленском глуповцы тучнеют (полнеют) настолько, что ходят по улицам, переваливаясь:

"А глуповцы между тем тучнели все больше и больше, и Беневоленский не только не огорчался этим, но радовался."  "...обыватели бродят, переваливаясь, по улицам..."  "...никогда глуповцы в столь тучном состоянии не были, как при нем..." Во время своего правления Беневоленский снова вводит в употребление горчицу, лавровый лист и прованское масло: "Вновь ввел в употребление, яко полезные, горчицу, лавровый лист и прованское масло." Беневоленский первый обкладывает данью глуповского откупщика (сборщика налогов): "Первый обложил данью откуп, от коего и получал три тысячи рублей в год." Став градоначальником, глупый Беневоленский внезапно обнаруживает, что ему не положено писать законы. Его это очень расстраивает: "Едва Беневоленский приступил к изданию первого закона, как оказалось, что он, как простой градоначальник, не имеет даже права издавать собственные законы." Не имея права создавать законы, Беневоленский пишет проповеди для попов и переводит латинские тексты: "...чтобы дать исход пожиравшей его жажде умственной деятельности, с упоением предался сочинению проповедей. Целый месяц во всех городских церквах читали попы эти мастерские проповеди..." Наконец Беневоленский решает незаконно заняться законодательством. По ночам он распространяет листовки с новыми законами для Глупова: "Наконец он не выдержал. В одну темную ночь, когда не только будочники, но и собаки спали, он вышел, крадучись, на улицу и во множестве разбросал листочки, на которых был написан первый, сочиненный им для Глупова, закон." Войдя во вкус, Беневоленский каждую ночь выпускает новый закон. Эти бестолковые законы мало сказываются на жизни глуповцев: "С тех пор законодательная деятельность в городе Глупове закипела. Не проходило дня, чтоб не явилось нового подметного письма и чтобы глуповцы не были чем‑нибудь обрадованы. Настал наконец момент, когда Беневоленский начал даже помышлять о конституции." Беневоленский заботится о благополучии жителей лишь на бумаге, но на практике ничего не делает: "Филат Иринархович, – говорил, – больше на бумаге сулил, что обыватели при нем якобы благополучно в домах своих почивать будут..."  В то же время Беневоленский вступает в секретные отношения с Наполеоном: "И вот он вступил в секретные сношения с Наполеоном…" Вскоре Беневоленского арестовывают за написание законов и связь с Наполеоном: "И вот в одно прекрасное утро Глупов был изумлен, узнав, что им управляет не градоначальник, а изменник, и что из губернии едет особенная комиссия ревизовать его измену.Тут открылось все: и то, что Беневоленский тайно призывал Наполеона в Глупов, и то, что он издавал свои собственные законы." "В 1811 году за потворство Бонапарту был призван к ответу и сослан в заточение." Когда Беневоленского арестовывают, жители Глупова приходят к выводу, что он - прохвост: "Смотри, как за это прохвосту‑то (так называли они Беневоленского) досталось!"  Это был цитатный образ и характеристика Беневоленского в "Истории одного города" Салтыкова-Щедрина.Смотрите: Все материалы по "Истории одного города"

www.literaturus.ru

Тест по роману "История одного города" Салтыкова-Щедрина: вопросы и ответы по произведению |LITERATURUS: Мир русской литературы

Город Глупов. Художники Кукрыниксы

"История одного города" - выдающийся сатирический роман великого русского писателя М. Е. Салтыкова-Щедрина.

В этой статье представлен тест по роману "История одного города" Салтыкова-Щедрина: 20 вопросов и ответов по произведению.

Правильные ответы на вопросы смотрите в конце теста.Смотрите: Все материалы по "Истории одного города"

Тест по роману "История одного города" Салтыкова-Щедрина: вопросы и ответы по произведению

1. Кто из градоначальников разрушает город Глупов и строит новый город Непреклонск?

1. Беневоленский
2. Микаладзе
3. Угрюм-Бурчеев
4. Фердыщенко

2. Кто из градоначальников страстно любит составлять законы?

1. Беневоленский
2. Баклан
3. Грустилов
4. Брудастый

3. Какую фразу любит произносить градоначальник Фердыщенко?

1. "Не понимаю"
2. "Не потерплю!"
3. "Не хочу!"
4. "Нехорошо!"

4. Какую страну мечтает завоевать градоначальник Бородавкин?

1. Финляндию
2. Швецию
3. Персию
4. Византию

5. Кто из градоначальников отличается меланхолическим видом и склонностью к апатии?

1. Грустилов
2. Баклан
3. Угрюм-Бурчеев
4. Бородавкин

6. С кем тайно переписывается Беневоленский (и за это попадает под арест)?

1. с Александром I
2. с Бонапартом
3. с маркизой Помпадур
4. с кардиналом Ришелье

7. Кто из градоначальников является потомком сладостратной княгини Тамары?

8. Как называется народ, от которого произошли глуповцы?

1. лапотники 
2. моржееды
3. головотяпы
4. куролесы

9. Какое заведение не удается основать градоначальнику Двоекурову?

1. академию
2. филармонию
3. университет
4. театр

10. Какую еду особенно любит градоначальник Беневоленский?

1. пельмени
2. пироги
3. яишницу
4. трюфели

11. Кто является основателем и первым правителем города Глупов?

1. граф
2. князь
3. маркиз
4. барон

12. Кто из градоначальников в конце концов оказывается женщиной?

1. Фердышенко
2. Грустилов
3. Угрюм-Бурчеев
4. Дю Шарио

13. Какие продукты насильно вводит в употребление градоначальник Двоекуров?

1. горчицу и лавровый лист
2. картофель и петрушку
3. огурцы и помидоры
4. яблоки и абрикосы

14. Кто из героев превращает город Глупов в военное поселение, заставляя глуповцев маршировать, носить униформу и т.д.?

1. Микаладзе
2. Угрюм-Бурчеев
3. Прыщ
4. Грустилов

15. Где обычно собираются жители Глупова, когда дела в городе идут плохо?

1. у реки
2. на базаре
3. у больницы
4. у колокольни

16. Кто из градоначальников обращается с глуповцами ласково и кротко?

1. Микаладзе
2. Негодяев
3. Угрюм-Бурчеев
4. Беневоленский 

17. В Глупове начинается экономический кризис, когда жители производят слишком много:

1. кожи и льна
2. прованского масла
3. горчицы и ромашки
4. меда 

18. Кто из градоначальников является товарищем Сперанского?

1. Ламврокакис
2. Беневоленский
3. Баклан
4. Грустилов

1. с Китаем
2. с Персией
3. с Англией
4. с Византией

20. О ком из градоначальников автор пишет следующее: "Он был ужасен"?

1. о Микаладзе
2. о Беневоленском
3. об Угрюм-Бурчееве
4. о Грустилове

Ответы на вопросы теста

1. ответ (3) Угрюм-Бурчеев

2.  ответ (1) Беневоленский 

3. ответ (2) "Не потерплю!" 

4. ответ (4) Византию 

6. ответ (2) с Бонапартом

7. ответ (4) Микаладзе

8. ответ (3) головотяпы

9. ответ (1) академию

10. ответ (2) пироги

11. ответ (2) князь 

12. ответ (4) Дю Шарио 

13. ответ (1) горчицу и лавровый лист

14. ответ (2) Угрюм-Бурчеев

15. ответ (4) у колокольни 

16. ответ (1) Микаладзе

17. ответ (3) горчицы и ромашки 

18. ответ (2) Беневоленский

19. ответ (4) с Византией

20. ответ (3) об Угрюм-Бурчееве

www.literaturus.ru

БЕНЕВОЛЕНСКИЙ НИКОЛАЙ ВЛАДИМИРОВИЧ - Древо

Протоиерей Николай Беневоленский

Николай Владимирович Беневоленский [1] (1877 - 1941), протоиерей, священномученик.

Память 3 мая, в Соборах новомучеников и исповедников Российских, Радонежских и Казахстанских

Родился 30 марта 1877 года в городе Москве в семье Владимира Павловича [2] и его супруги Екатерины Алексеевны Беневоленских. Отец Владимир служил в храме в честь преподобного Симеона Столпника, сменив здесь своего тестя, священника Алексея Петровича Соловьева, отца будущего старца иеросхимонаха Алексия. Николай стал впоследствии его любимым племянником и в свою очередь очень любил отца Алексия и во время учебы в Московской духовной академии едва ли не каждое воскресенье посещал его. А после смерти иеросхимонаха Алексия (+ 1928), многие из его духовных детей стали окормляться у отца Николая.

В 1892 году Николай окончил духовное училище.

В 1898 году окончил Московскую духовную семинарию и поступил в Московскую духовную академию.

Общаясь с отцом Алексием, посещая Зосимову пустынь и храмы Троице-Сергиевой Лавры, Николай стал склоняться к тому, чтобы посвятить себя всецело Господу в монашеском звании, и, проходя IV курс академии,

В 1901 году, на IV курсе, направил прошение ректору, епископу Арсению (Стадницкому), в котором писал:

«С ранних лет чувствуя любовь к Церкви и ее святым уставам, я привык под ее покровом искать покоя и заступления. В настоящее время это, прежде инстинктивное чувство перешло в сознательное, и я, насколько позволило мне еще малое наблюдение над собой, убедился, что без благодатной помощи Церкви, без ее особого руководства я нигде не могу найти себе покоя и утешения, а метусь и волнуюсь, как корабль, носимый волнами. Близко же – время, когда я должен буду отправиться в мир, в это, по выражению церковной песни, житейское море. Кто же направит меня по волнам этого моря, кто будет моим кормчим, кто спасет и защитит, когда корабль будет погружаться волнами? Я верю и надеюсь, что в иноческой жизни, в духовном общении с людьми опытными в духовной жизни, в молитвенном настроении я найду душевный покой и силу, столь необходимые для успеха в дальнейшей деятельности служения Святой Церкви» [3].

Епископ Арсений дал прекрасную характеристику своему студенту, и митрополит Московский Владимир (Богоявленский) благословил постричь Николая в монашество. Но, решившись на принятие монашества, Николай стал затем сомневаться в посильности этого пути для себя и вскоре отказался от этого намерения.

В 1902 году окончил Московскую духовную академию, он был направлен преподавателем богословия в Орловскую духовную семинарию.

Николай Беневоленский с супругой Агнией Владимировной

В 1909 году женился на девице Агнии, дочери священника Владимира Андреевича Воскресенского, служившего в храме Смоленской иконы Божией Матери на Смоленской площади в Москве.

Московский священник

В том же году направил прошение митрополиту Московскому Владимиру с просьбой принять его в Московскую епархию и 27 августа 1909 года был назначен священником к Николаевской, что в Новой слободе, церкви в Москве и в том же году рукоположен во священника к этой церкви.

Многие из его прихожан были небогаты, и им отец Николай помогал материально, он никогда не брал плату за требы, когда видел, что люди ограничены в средствах.

Священник Николай Беневоленский, 1910 год

В 1917 году был назначен в храм преподобного Симеона Столпника, где служили когда-то его дед и отец, и затем был настоятелем этого храма до его закрытия.

В 1923 году был возведен в сан протоиерея.

В 1929 году храм преподобного Симеона Столпника был закрыт, и отец Николай перешел служить в располагавшийся неподалеку храм Покрова Божией Матери на Лыщиковой горе.

Протоиерей Николай, служа в храме преподобного Симеона Столпника и затем в Покровском, жил с семьей в квартире на Николоямской улице, где находился храм преподобного Симеона Столпника. В 1918 году у семьи священника отобрали часть комнат, вселив в квартиру семью рабочих; семье священника были оставлены только две комнаты. В этой же квартире в одной из комнат жили брат отца Николая, ученый, и сестра, библиотекарь. В начале тридцатых годов к рабочим приехал погостить их родственник из деревни, который донес властям, что в квартире живет священник и занимает две комнаты, и потребовал его выселения. Работники жилищного управления, сочувствовавшие отцу Николаю, посоветовали ему поменяться комнатой с братом, оставив ему и детей, как бы на иждивение, и таким образом уладить конфликт. Так священник и сделал: поменялся комнатами с братом, поселившись всей семьей в одной комнате. Однако рабочий подал в суд на священника, чтобы того вообще выселили вместе с семьей из квартиры как людей, идейно чуждых установкам советской власти. Суд принял сторону жалобщика и потребовал от священника выехать из квартиры вместе с семьей в десятидневный срок.

Отец Николай обратился к приходскому совету Покровского храма с просьбой: выделить ему помещение под храмом, отремонтировав его, а что храм издержит на ремонт, то он постепенно постарается выплатить, так как уплатить сразу у него нет возможности за отсутствием средств. Но приходской совет отказал священнику, и отцу Николаю пришлось уехать в Сергиев Посад, где его хорошо знали как родственника старца Алексия. Но и здесь ему не сразу удалось найти квартиру: он ходил по городу в рясе, и хозяева отказывались сдавать священнику комнату. Наконец кто-то посоветовал пойти к старосте храма святых апостолов Петра и Павла, где служили в то время лаврские монахи. Здесь семью священника приняли, а затем их пригласил к себе староста Ильинского храма, у которого был двухэтажный дом, и нижний этаж, где было три комнаты, пустовал. Из Сергиева Посада отец Николай ездил на службы в Покровский храм. Иногда он ночевал у брата, иногда – у кого-нибудь из прихожан. Одна из прихожанок, вышедшая замуж за преподавателя военной академии, предложила ему останавливаться у них. Ее муж сказал тогда отцу Николаю: «Батюшка, не ходите и не унижайтесь, мой кабинет всегда к вашим услугам!» И с этого времени отец Николай стал останавливаться у них.

В 1932 году в квартиру, которую отец Николай снимал с семьей в Сергиевом Посаде, пришли с обыском. Агния Владимировна спросила сотрудников ОГПУ, что им нужно, они ответили – «литературу»; они переворошили вещи, перетрясли детские игрушки и, ничего не найдя, ушли. Агния Владимировна послала дочь Веру в Москву в Покровский храм, где служил отец Николай, предупредить, чтобы он не приезжал в эти дни, так как дома был обыск и его могут арестовать. Вера тут же собралась и поехала. Брат Веры, который был старше ее на шесть лет, прислуживал отцу в алтаре, и отец Николай, увидев дочь, послал его спросить, что случилось. Она сообщила, что домой приходили с обыском и могут арестовать отца. В течение недели отец Николай оставался жить в Москве и не приезжал к семье в Сергиев Посад.

Служение в Сергиевом Посаде

В 1933 году власти арестовали настоятеля Вознесенской церкви в Сергиевом Посаде, и протоиерей Николай подал прошение, чтобы его перевели в этот храм. Прихожане Покровского храма выразили неудовольствие, что священник оставляет приход, но отец Николай все же перешел служить в Вознесенский храм, потому что поездки из Посада в Москву становились для него все опаснее, так как он не имел никаких документов: в Москве в милиции требовали, чтобы он получал их по фактическому месту жительства, а в Посаде требовали документы с места его работы в Москве.

Во все время своего служения отец Николай всегда говорил проповеди, зачастую мало учитывая враждебную Церкви позицию советской власти, и его супруга неоднократно просила его, чтобы он воздержался от проповедей, но не проповедовать отец Николай не мог; он постоянно читал духовную литературу и считал своим долгом донести слово правды и знания до своих прихожан. Время было лихое, и со дня на день можно было ожидать ареста. Однажды глухой ночью в их квартиру постучали. Агния Владимировна открыла дверь. На пороге стояли два незнакомых человека, и один из них сказал: «Батюшка, мы приехали к вам, в деревне у нас умирает мать, просит причастить. Мы отказать ей не можем, поэтому мы приехали на телеге за вами. Пожалуйста, причастите». Отец Николай заколебался: нет ли тут какого обмана, и некоторое время молчал, и тогда заговорила супруга: «Ты не имеешь права отказывать! Ведь ты же едешь со Святыми Дарами! Чего ж ты боишься! Тебя Господь сохранит!.. Поезжай!» Отец Николай тут же собрался, поехал, исповедал и причастил умирающую.

В 1939 году в Вознесенский храм был назначен почетным настоятелем благочинный из города Можайска протоиерей Федор Казанский, имевший весьма дурную славу в Можайске. К отцу Николаю на исповедь подошла тогда женщина и сообщила, что она специально приехала его предупредить, что этот священник чрезвычайно опасен и церковным людям уже принес много зла в Можайске, а об отце Николае они слышали только хорошее, и поскольку к нему приезжает много духовных детей из Москвы, ему надо быть осторожней. Это известие весьма опечалило отца Николая, и он стал думать, как ему избыть очередную беду. А новый настоятель – секретный осведомитель НКВД по кличке Лебедев – сразу же принялся за «работу».

«Алексеевщина, – сообщал он 1 апреля 1939 года своему куратору из НКВД, – это особая секта, происходящая от схимонаха... известного духовника паломников, приезжающих и приезжавших в Троице-Сергиеву Лавру, Алексия... Протоиерей Беневоленский (подробный материал о нем мной представлялся)... является по плоти и крови племянником... Алексия... и в полном смысле слова не только подражает ему, но типично старается ему уподобиться, его олицетворять, действовать в приходе именно в этом направлении, осуществлять деятельность Алексия. Весь фанатизм, вся контрреволюция, то есть такая, какая была в свое время в Путинках при Агафоне, теперь находится именно здесь... Говоря о Беневоленском, можно сказать даже так, что о нем именно и распространились по городу Загорску сведения, что он организатор темных сил. Человек с высшим образованием, корчит из себя монаха, увлекает народ для бесед в темные углы, читает им неизвестные книжки, дает секретные наставления “втихую”...» [4] «К настоящему времени продолжается и даже увеличивается в городе Загорске паломничество, – доносил он в очередной раз в НКВД. – При выяснении оказывается существующей основной причиной этого явления – укоренившаяся в городе Загорске алексеевщина. Алексий – это старец, схимонах, прозорливец, известный духовник всех паломников бывшей Троице-Сергиевой Лавры. Алексеевщина заключается в том же духовно-нравственном извращенном направлении, которое осуществлялось иосифовской группой духовенства – юродивыми и прозорливыми монахами. К этой именно группе в настоящее время особенно остро выявляет свою принадлежность племянник названного схимонаха Алексия – священник Вознесенской церкви города Загорска отец Николай Владимирович Беневоленский. Несмотря на то что он священник – почитается как монах. Он, Беневоленский, для привлечения к себе почитателей пользуется особенно своеобразными и резкими приемами. Судя по существующим разговорам, он, Беневоленский, очень любит частную исповедь... По его собственным словам, он повторяет жизнь схимонаха Алексия, своего дяди, и убежденно ему подражает... Особенно остро это сказывается в настоящее время, в период поста – массовых исповедей. Особенно заметно, что приезжающие паломники с целью исповеди бывают именно у отца Николая Беневоленского...» [5]

После подобного рода доносов отца Николая в августе 1939 года вызвали в Загорское отделение НКВД, и один из сотрудников стал расспрашивать его о знакомых, о том, где ему приходится бывать, о налогах, которые приходится платить. В конце разговора он предложил священнику дать подписку, что тот обязуется сообщать в НКВД о тех лицах, которые настроены контрреволюционно. Отец Николай отказался; тот стал уговаривать, но уговоры не подействовали; тогда сотрудник НКВД заявил, что если священник даст подписку, то он меньше будет платить налогов, а если не даст – ему придется платить все налоги и в конце концов он может оказаться в тюрьме. И отец Николай по малодушию дал подписку с обязательствами сообщать в НКВД обо всех контрреволюционно настроенных лицах под данной ему в НКВД кличкой «Схимник».

Но уже спустя неделю, собрав все необходимое для жизни в тюрьме, о. Николай явился в некую московскую квартиру, назначенную ему сотрудником НКВД для конспиративных встреч, и заявил, что сообщать в НКВД о лицах, контрреволюционно настроенных, противно его убеждениям, этого он делать не будет. Отца Николая тогда не арестовали.

21 октября 1939 года секретный сотрудник «Лебедев» встретился со своим куратором из НКВД; и тот записал:

«12 января 1939 года к источнику приходили представители Машутинского прихода Загорского района... Эти лица в этот день все стояли всю службу в церкви. В этот день источник служил, а Беневоленский исповедовал, и потому все названные лица были у него на исповеди. После службы, тут же в церкви, подходят они к источнику и просят дать им священников в их приходы, так как они “духовно изголодались, не имея давно в своих приходах священников и службы. Вот как у вас хорошо в церкви, служба хорошая и священники хорошие”. “Отец Николай – вылитый портрет и копия своего дядюшки, схимонаха Алексия. Все мы любим этого старца, а отец Николай нам его напоминает”, – сказали они. Источник пригласил их всех на квартиру. Здесь они начали ругать колхозы, заявляя, что они “ничего не дают крестьянам, а только требуют работы, церковных праздников не признают, молиться не дают. Так мы и сказали отцу Николаю. А он на это ответил: “Ищите священников для своих приходов. Будут священники – будет служба, и тогда все пойдут молиться, и колхозники пойдут в храмы, несмотря на все запрещения...” Беневоленский внушает колхозникам и колхозницам, приходящим к нему, что “колхозы – вражеское сатанинское дело, что они – сеть, которая, по Священному Писанию, будет накинута на людей перед кончиной мира...” Он внушает своим почитателям и в особенности почитательницам из колхозниц, чтобы они, несмотря на все запрещения советской власти, соблюдали все церковные праздники. И действительно, все преданные ему колхозники и колхозницы соблюдают все церковные праздники... И этим соблюдением... религиозных праздников... приносят весьма существенный вред государству и своевременному собиранию урожая... Сверх этого, Беневоленский говорит, что не нужно бороться с нищетой (напротив, нужно подавать всем нищим милостыню), он заявляет, что разного рода лишения и страдания посылаются Богом за грехи, что от наказания за грехи может спасти только вера во Христа Искупителя... Кроме того, Беневоленский внушает исповедующимся, чтобы они более заботились о спасении своей души, об открытии храмов и о приискании священников в те храмы, кои не функционируют... Таким образом, этим чада духовные Беневоленского превращаются по его совету в ходоков: они ездят в Москву в Патриархию, ищут священников для своих храмов. Все это известно источнику со слов колхозников и колхозниц – духовных чад Беневоленского, список коих при сем прилагаю...» [6]

Чувствуя, что обстановка сгущается и может привести к аресту, отец Николай все чаще стал раздумывать над тем, как избавиться от опасного соседства с осведомителем. В 1939 году арестовали второго священника Ильинского храма, и отец Николай решил проситься туда. Придя к настоятелю Ильинского храма, он попросил взять его к себе в причт, напрямую назвав и причину, не зная тогда, что и тот является таким же осведомителем.

С октября 1939 года отец Николай стал служить в Ильинской церкви. Протоиерей Федор Казанский, однако, не оставлял его своим вниманием и стал заходить к нему домой. Придет, бывало, и скажет: «Батюшка, а я вот гулял и решил вас навестить. Что это о вас ничего не слышно давно. Вот и решил вас навестить». И приходилось его принимать и отвечать на его досужие вопросы. Отец Николай с трудом тогда скрывал тревогу, а супруга старалась принять протоиерея Федора с любовью, оказать ему христианское гостеприимство.

В конце концов на основании его донесений 9 января 1940 года было выписано постановление на арест протоиерея Николая Беневоленского, в котором вкратце были повторены формулировки доносчика.

Арест, заключение и мученическая кончина

Протоиерей Николай в дни служения вставал очень рано и в пять часов утра уже отправлялся из дома в храм, потому что идти приходилось пешком. 11 января 1940 года в шесть часов утра в дом, где жил священник с семьей, постучали сотрудники НКВД – сверху наброшено штатское пальто, под ним – военная форма.

– Мы к вам, вот ордер на арест. Мы должны сделать обыск. Где находится Николай Владимирович?

– Его нет. Ушел служить в церковь, – ответила Агния Владимировна.

– Как? Так рано?

– Да. Так рано. Он рано уходит. В шесть часов служба.

Они переглянулись, и один из них сказал:

– Ну, начнем обыск.

Стали переворачивать вещи, в основном забирая письма. Затем, расспросив, где находится храм, двое сотрудников направились туда, а один остался сторожить в квартире. Отец Николай в это время служил. Чтобы не поднимать излишнего шума, мучители дали ему завершить литургию, затем было совершено отпевание школьной учительницы, которая учила детей отца Николая частным порядком, так как власти не допускали их в школу и им приходилось сдавать экзамены экстерном. Когда священник вышел из храма, сотрудники НКВД подошли к нему и заявили, что он арестован и ему необходимо возвратиться домой для продолжения обыска.

Протоиерей Николай Беневоленский. Москва, тюрьма НКВД, 1940 год

Обыск закончился в третьем часу дня. Перед тем как уйти, отец Николай благословил всех домашних иконами и попрощался. Сначала его отправили в Москву во внутреннюю тюрьму НКВД, а затем в Таганскую, где он был помещен в одиночную камеру со строгой изоляцией.

После ареста он сразу же был допрошен; следователь поинтересовался его родственниками и знакомыми и в конце допроса спросил:

– Да, знал. Это мой дядя, брат моей матери. Он был иеросхимонахом Зосимовой пустыни, в двадцати километрах от Загорска. Последнее время он проживал в городе Загорске. В 1928 году он умер. Как старец, он имел большой авторитет среди верующих.

Допросы начинались во второй половине дня, заканчиваясь глубокой ночью, что было довольно мучительно, так как днем в тюрьме не давали спать, а придя после допроса в камеру, не всегда возможно было сразу уснуть.

Располагая показаниями осведомителя, следователь понуждал священника их подтвердить, но отец Николай отвечал, что антисоветских разговоров при встречах не велось, во всяком случае, он их не помнит. Но сам он антисоветские взгляды высказывал, потому что недоволен советской властью, но не помнит, в чем они заключались и когда были высказаны.

– Следствие не удовлетворено вашим ответом. Если вы высказывали антисоветские взгляды, то вы должны помнить, когда вы их высказывали, где и в присутствии кого.

– Я этого не помню, – повторил священник.

– Вы сожалели о царской власти? – спросил его следователь.

– Да, я о царской власти сожалел.

– Вы сочувствовали советской власти?

– В первые годы существования советской власти я к ней относился безразлично. Но потом я стал недоволен советской властью и подвергал критике ее политику.

В Таганской тюрьме в камеру к отцу Николаю был помещен осведомитель, старавшийся вывести священника на откровенный разговор. 26 января 1940 года он донес следователю, что

отец Николай «жаловался на то, что арестовывают священников “ни за что”, что политика в СССР такая, чтобы в 1940 году арестовать всех священников. Беневоленский говорит, что НКВД всех священников посылает в такие лагеря и местности, где они умирают... Жаловался Беневоленский на “чрезмерные”, по его словам, налоги... Семья Беневоленского, в особенности его дочь старшая... уговаривала отца не платить вовсе налога, так как, по ее словам, отца должны рано или поздно арестовать, и тогда деньги, мол, все равно пропадут... Беневоленский говорил, что он “не хвалил” советскую власть за то, что она якобы преследует церковников. Он считает, что старший священник в Загорске – “благочинный” – является секретным сотрудником НКВД и “выдает священников”, что это “низкий и подлый”, по его словам, человек, – предатель. Беневоленский, находясь в камере, постоянно молится, читает, а иногда вполголоса поет молитвы. Не соблюдает правила внутреннего распорядка – не спит ночами, а спит иногда днем, за что неоднократно получает замечания надзора» [7].

Допросы продолжались около месяца, в течение которого следователь всячески старался запутать священника.

– Обвиняемый Беневоленский, вы признали себя виновным в проведении антисоветской агитации. Но между тем конкретных показаний по этому вопросу почти не дали. Чем это объясняется?

– На прошлом допросе я показал, что я критиковал политику советского правительства в вопросе войны с Финляндией. Кроме того, я был недоволен политикой советской власти в области школьного дела. Я считал, что в школах необходимо ввести преподавание Закона Божия. Но советская власть это запрещает. Политику советской власти в этой области я также подвергал критике. Я был недоволен советской властью потому, что она закрывает храмы. Других фактов антисоветской агитации я сейчас вспомнить не могу.

– Следствие располагает данными, что вы среди колхозников проводили агитацию, направленную против колхозного строя. Вы признаете себя в этом виновным?

– Нет, не признаю. Я не помню, чтобы я проводил агитацию среди колхозников против колхозного строя.

– Вы показали, что критиковали политику советской власти в области школьного дела, что вы выражали недовольство советской властью за то, что она запрещает преподавание Закона Божия в школе и закрывает храмы. Скажите, среди кого вы подвергали критике политику советского правительства в этой области?

– Я подвергал критике политику советской власти по вышеуказанным вопросам среди верующих. Много верующих приходят ко мне на исповедь в церковь. В разговорах с ними я критиковал политику советской власти. Фамилий верующих я не помню.

– Вспомните фамилии этих верующих и назовите их следствию.

– Фамилий верующих я вспомнить не могу.

– На допросе 17 января… вы ответили: «Сущность моих антисоветских высказываний сводилась к тому, что я говорил о необходимости свержения советской власти и восстановлении царизма, высказывал сожаление о жизни при царской власти, выражал недовольство существующим в СССР строем и подвергал антисоветской критике политику партии и советского правительства». Подтверждаете ли вы этот ответ?

– Этот ответ я подтверждаю не полностью. О необходимости свержения советской власти я не говорил.

28 февраля 1940 г. о.Николай был переведен в Бутырскую тюрьму в камеру N30, а 13 апреля переведен в общую камеру.

29 февраля следствие вынесло постановление: поскольку «направление дела Беневоленского в суд связано с допросом и вызовом в судебное заседание двух секретных осведомителей, которые в настоящее время продолжают разработку антисоветски настроенных лиц, что может повести к их расшифровке и срыву разработки... следственное дело... по обвинению Беневоленского... направить на рассмотрение Особого Совещания при НКВД...» [ГАРФ. Ф. 10035, д. П-45557; «Меморандум на Беневоленского Николая Владимировича, 1877 г.р., урож. г. Москвы, по агентурному делу “Сибирские”», л. 81.].

3 июня 1940 года Особое Совещание при НКВД СССР приговорило протоиерея Николая Беневоленского к пяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере. 12 июля 1940 года отец Николай прибыл в Карлаг на станцию Карабас в Казахстан, и 2 августа 1940 года был отправлен в Спасское отделение Карлага.

13 августа он писал своим родным из лагеря:

«Приехал я в Спасское, лагерь для инвалидов, в Ильин день, но пишу только сегодня, потому что это день писем. Я могу писать только однажды в месяц, вы можете писать сколько угодно. Поэтому пишите как можно чаще, мне будет веселее. Страшно скучаю по вас... Я думаю, что вы живете теперь в большой нужде и некому усладить горечь вашей жизни, как, бывало, делал это я. Страшно каюсь, что не был ласков с вами, и думаю, не наказан ли я за это долгой разлукой с вами... Как устроились?.. Есть ли служба в Посаде?.. Какова судьба благочинного?.. Я работал в обувной, рвал резину для подошв из резиновых шин, а завтра перехожу в гончарную... Дорогие дети! Простите меня и ради меня слушайтесь маму, не раздражайте ее – ей, бедной, и так тяжело, и она нуждается в вашей ласке и заботах. Обо мне не забывайте – пишите чаще и помогайте мне тем, в чем я особенно нуждаюсь и о чем вы знаете, и да совершится над нами Его воля...» [8].

В следующем письме, 6 сентября, отец Николай писал супруге и детям:

«Погода стоит днем жаркая, а ночью холодно. Климат неважный, очень сильные ветры, так как местность представляет из себя степь, которая имеет множество курганов... трава вся выжжена. Растительности абсолютно нет никакой, а также и воды. Хожу работать на плотину, рою землю, ношу носилки... Дорогие мои, не забывайте меня и чаще делайте для меня то, о чем просил вас в том письме. Особенно приложите все заботы ваши к маме, успокаивайте ее, будьте спокойны, не унывайте... Шлю свое благословение...»

2 октября 1940 года отец Николай писал:

«Теперь работаю на овощехранилище по разборке овощей, картофеля и лука. Работаю с 7 до 11 и с 2 до 6 часов... Здоровье мое удовлетворительное, только в ногах слабость, а главное – тоска и уныние, против которых единственное лекарство, которым в Загорске я пользовался ежедневно, а здесь его совсем не вижу... За посылку большое спасибо. Получил все в целости... Должно быть, очень дорого обошлась вам посылка, так что в будущем вы пока воздержитесь от них, хотя, конечно, получать их доставляет мне большое утешение...»

В каждом письме отец Николай просил прислать ему черных сухарей, что было самым необходимым при голоде в лагере, и теплых вещей. 2 февраля 1941 года он писал жене и детям:

«Я физически здоров, натрудил здесь себе ногу худыми валенками, но теперь все это прошло. Совсем иное – настроение духовное, ощущение туги и тоски и томление духа... письма не доходят быстро по случаю страшных буранов, о которых трудно и представить у вас. Ваши самые сильные метели ничто по сравнению с маленьким бураном. Недавно буран сильный продолжался десять дней, в это время прекращается всякое сообщение с железной дорогой, от которой мы оттопали сорок одну версту. Даже были большие затруднения с доставкой продовольствия. Посылку со съестным я получил и также прошу усердно прислать мне каких бы то ни было сухариков... Без вас и вашей помощи я обхожусь с трудом: страшно обносился и по своему виду не имею ни вида, ни величия... Не забудьте переслать мне черную и белую катушку, иголку, бумагу и конвертов. Это у меня последний конверт...»

19 марта отец Николай написал родным:

«Я, слава Богу, жив, но не совсем здоров... Сейчас нигде не работаю. Всюду, куда ни поступлю, всюду я непринятый работник. Последнее место мое было на прядильной фабрике, но ничего не вышло. Спасибо за посылку... Сейчас у нас ростепель. Все распустилось, и везде вода. Бодрости духа никак не приобретешь. Сейчас такое хорошее время, время поста, а здесь его не чувствуешь. Нет необходимого средства благодатного... Теперь время поста. Поэтому прошу у вас всех прощения, тем более что я виновник всех бедствий. Простите меня все и за все... Жестокое Божие наказание поразило меня. Но не будем отчаиваться. Будем уповать на Его милосердие. В мое отсутствие сколько умерло хорошего народа. О деньгах не беспокойся. Денег у меня 120 рублей, и на них ничего не купишь. За все твои заботы обо мне большое спасибо. Если можешь, вышли мне что-нибудь солененькое... даже необходимо сколько-нибудь соли (у нас нет), луку, чесноку... а еще частый гребешок (тот своровали). Извини, что я к тебе пристаю все с просьбами…»

19 апреля 1941 года отец Николай послал свое последнее, десятое письмо родным.

«Поздравляю вас с торжественным праздником, – писал он, поздравляя их с Пасхой. – Я сейчас лежу в больнице... Слава Богу, обходится пока благополучно. Уповаю и впредь на помощь Божию, и ты тоже не унывай...»

Скончался 16 мая 1941 года в Спасском отделении Карагандинского лагеря. Согласно справке о реабилитации, умер от декомпенсации сердечной деятельности в посёлке Спасск. Был погребен в безвестной могиле.

Причислен к лику святых новомучеников и исповедников Российских для общецерковного почитания в августе 2000 года на Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви.

Награды

• наперсный крест (1921)
• крест с украшениями (1926)
• палица (1929)
• митра (1934)

Литература

• Архив семьи Беневоленских.
• РГИА. Ф. 802, оп. 10, 1909 г., д. 551, л. 1-6.
• ЦИАМ. Ф. 1182, оп. 1, д. 221, л. 210 об-212.
• АМП. Послужной список.
• ГАРФ. Ф. 10035, д. П-45557.
• Архив Центра правовой статистики и информации при Прокуратуре Карагандинской области Республики Казахстан. Д. 186046.
• Голубцов С.А., протодиак. Сергиев Посад и Лавра за последние сто лет. М., 1995., Машинопись.
• Деяние Юбилейного Освященного Аpхиеpейского Собоpа Русской Пpавославной Цеpкви о собоpном пpославлении новомучеников и исповедников Российских XX века. Москва, 12-16
августа 2000г.
• База данных о жертвах политического террора в СССР. Компакт-диск. 3-е изд. НИПЦ "Мемориал". М.:Звенья, 2004.
• Помнить поименно: Книга памяти жертв политических репрессий жителей Московской области. М.: ООО "ФЭРИ-В", 2002.

Использованные материалы

• «Жития новомучеников и исповедников Российских ХХ века. Составленные игуменом Дамаскиным (Орловским). Май». Тверь. 2007. С. 13-31
• БД ПСТГУ "Новомученики и исповедники Русской Православной Церкви XX века"

[1]  В Деяниях Собора 13-16 августа 2000г. фамилия - Беневольский

[2]  Так по о.Дамаскину со ссылкой на ЦИАМ. Ф.229, оп.4, д.287, л.5. По данным ПСТГУ отец - рабочий Владимир Николаевич Беневоленский.

[3]  ГАРФ. Ф. 550, оп. 1, д. 8, л. 1.

[4]  ГАРФ. Ф. 10035, д. П-45557; «Меморандум на Беневоленского Николая Владимировича, 1877 г.р., урож. г. Москвы, по агентурному делу “Сибирские”», л. 1-2.

[5]  ГАРФ. Ф. 10035, д. П-45557; «Меморандум на Беневоленского Николая Владимировича, 1877 г.р., урож. г. Москвы, по агентурному делу “Сибирские”», л. 23-24.

[6]  ГАРФ. Ф. 10035, д. П-45557; «Меморандум на Беневоленского Николая Владимировича, 1877 г.р., урож. г. Москвы, по агентурному делу “Сибирские”», л. 33-35.

[7]  ГАРФ. Ф. 10035, д. П-45557; «Меморандум на Беневоленского Николая Владимировича, 1877 г.р., урож. г. Москвы, по агентурному делу “Сибирские”», л. 39-40.

[8]  Здесь и далее письма цитируются по Житиям иг. Дамаскина, где они приведены со ссылкой архив семьи Беневоленских.

drevo-info.ru

в произведении упомянуто более 30 разных блюд.

Александр Пушкин был известным ценителем изысканных закусок и напитков. Его герой Евгений Онегин тоже вошел в историю литературы как гурман. В романе в стихах поэт упомянул более 30 разных блюд, многие из которых мог позволить себе даже не каждый аристократ. Вспоминаем, чем любили закусить светские львы начала XIX века, в числе которых — и франт Евгений Онегин.

Петр Соколов. Портрет Евгения Онегина. 1830-ые гг. Фотография: belcanto.ru

Александр Пушкин и литературный герой его романа Евгений Онегин. Бронзовый памятник в сквере имени А. С. Пушкина в Йошкар-Оле. Фотография: marieltour.ru

Онегин и Татьяна. Самокиш-Судковская. 1908 г. Фотография: rushist.com

В Петербурге

После утреннего туалета и ленивого прочтения приглашений на балы и вечера, Онегин отправлялся на прогулку. Около четырех часов дня наступало время обедать. Это время считалось для обеда «европейским» — зимой в четыре часа уже темно. Неженатые молодые люди, жившие в городе, редко нанимали повара — крепостного или иностранца. Поэтому обедать они отправлялись в рестораны.

В гастрономическом плане дворяне ориентировались на европейскую и особенно на французскую кухню — признанную законодательницу кулинарной моды. Неудивительно, что на обед Евгений Онегин поехал во французский ресторан Talon. Заведение действительно существовало в Петербурге. В ресторане француза Пьера Талона в доме №15 на Невском проспекте собирались денди той эпохи. Его повара кормили светских львов вплоть до 1825 года. В это фешенебельное место часто наведывался и сам Александр Пушкин. Ресторан был не только одним из самых популярных, но и одним из самых дорогих в Петербурге начала XIX века.

Вошел: и пробка в потолок,Вина кометы брызнул ток…

Здесь, конечно, Пушкин написал о шампанском — привычном напитке русской аристократии той эпохи. Поэт имел в виду шампанское 1811 года. После душного и засушливого лета в тот год в Cреднюю Европу пришла мягкая и теплая осень. Урожай винограда был необыкновенно хорош, а вино из него получилось просто превосходным. Тогда же в августе в небе появилась яркая и большая комета, которую наблюдали и жители Петербурга. Шампанское этого года закупоривалось пробкой с изображением кометы. Знатоки высоко ценили редкое вино за его вкус. Из-за войны между Россией и Францией в 1813 году в Россию официально ввезли всего 100 бутылок шампанского урожая 1811 года — на 600 рублей.

Ресторан «Talon». 1820-ые гг. Фотография: taleonimperialhotel.com

Шампанское «Veuve Clicquot» (Вдова Клико). Фотография: darius-13.blogspot.ru

Ростбиф с кровью. Фотография: webdiana.ru

«Пред ним roast-beef окровавленный…»

В 1819–1820 годах в Россию пришла мода на английское блюдо ростбиф. Его готовили из хорошей бычьей вырезки. Чтобы филе оставалось нежным внутри, перед готовкой его несколько часов выдерживали в молоке. После этого по три минуты обжаривали с каждой стороны на сковороде, заливали белым сухим вином и готовили еще 15 минут. Центр мясного куска должен был оставаться полусырым — ярко-розового цвета. Сверху же блюдо покрывалось аппетитной румяной корочкой. Ростбиф обычно ели холодным. Сок из-под мяса сливался и подавался в соуснике. На гарнир к ростбифу предлагали жареный картофель или запеченные овощи.

И трюфли, роскошь юных лет,Французской кухни лучший цвет…

Трюфели — еще один продукт, который могли себе позволить только состоятельные дворяне. Дорогие ароматные грибы знаменитый французский повар Жан Антельм Брилья-Саварена называл «бриллиантами кухни». Владимир Набоков, написавший два тома комментариев к «Евгению Онегину» охарактеризовал их так: «Эти деликатесные грибы ценились так высоко, что мы, в безвкусный цвет искусственных ароматов, с трудом можем себе представить». Во времена Евгения Онегина трюфели привозили в Россию из Франции.

Грибы растут на глубине около 20 см под землей в дубовых и буковых рощах Франции, Италии, Германии и некоторых других европейских стран. Сейчас, как и 200 лет назад, их по запаху ищут специальные дрессированные свиньи и собаки. Стоит килограмм трюфельных грибов около 1000 евро. Вряд ли раньше они были дешевле, если Пушкин назвал их «роскошью юных лет».

Трюфели. Фотография: memolition.com

Страсбургский пирог с гусиной печенью. Фотография: gimaldi.ru

Лимбургский сыр. Фотография: oproduktah.com

«И Стразбурга пирог нетленный…»

Франты пушкинской эпохи любили страсбургский паштет из гусиной печени — очень жирное и дорогое блюдо. Нередко повара добавляли в него и те самые деликатесные трюфели. В России пирог не готовили. Как же современники Онегина могли есть его в Петербурге? Сюда блюдо привозили законсервированным — прямо из Франции. Потому Пушкин и назвал его «нетленным». Консервирование продуктов для продления их срока годности придумали как раз во времена Наполеоновских войн. Чтобы в дороге паштет не пропал, его запекали в тесте, помещали в глубокую посуду, заливали смальцем (жиром) и герметично упаковывали. Для надежности между ящиками с пирогами укладывали брикеты льда.

Готовили пирог из гусиной печенки не круглый год, а лишь с конца сентября до начала декабря. Самым изысканным считали паштет, приготовленный в конце сезона: аромат трюфельного гриба полностью раскрывается только после первых морозов.

«Меж сыром лимбургским живым…»

Следующий пункт в меню ресторана Talon — знаменитый сыр из бельгийского герцогства Лимбург. Этот мягкий сыр из коровьего молока обладает острым вкусом и жидкой консистенцией. Потому поэт и назвал его «живым». Из-за резкого запаха лимбургский сыр не ели перед выходом в свет или свиданием. Подавали к нему обычно сухие красные вина, оттеняющие его пряность. Кроме этого едкого, но вкусного лимбургского, в России пользовались популярностью пармезан, стильтон, честер, невшательский, голландский, швейцарский и другие сыры.

«И ананасом золотым»

Экзотические фрукты были еще одним способом потратить деньги с шиком и блеском. Иностранных путешественников особенно впечатляло, что русские аристократы покупали фрукты зимой, когда они стоили особенно дорого. Во времена Пушкина во многих московских усадьбах были собственные оранжереи, в которых выращивались фруктовые деревья. Мемуаристка Кэтрин Вильмонт, приехавшая из Англии в Россию погостить к родственнице писала:

«Теплицы здесь — насущная необходимость. Их в Москве великое множество, и они достигают очень больших размеров. В каждом ряду было по сто пальм в кадках, а на грядках оранжереи росли другие деревья».

Ананас. Фотография: cdn01.ru

Котлеты. Фотография: s-globus.ru

Бифштекс. Фотография: japanesecooking101.com

В Петербурге таких оранжерей не было, поэтому ананасы, дыни, персики, апельсины и арбузы привозились либо из Москвы, либо из-за границы. Ананас, например, продавали по 5 рублей за штуку.

Еще бокалов жажда проситЗалить горячий жир котлет…

Евгений Онегин, отведавший ростбифа с кровью, бельгийского сыра, пирога с гусиной печенью, фруктов и запив все это шампанским, не наедался. Далее на стол подавались котлеты. Слово «котлета» пришло в русский язык из французского. Cotlett переводится как «ребрышко». Если сегодня мы готовим это блюдо из мясного фарша, то в онегинские времена котлеты делали из свиных и телячьих ребер. По рецепту из «Новейшей полной поваренной книги» 1828 года их рекомендовалось мариновать около часа с перцем горошком, грибами, луком, петрушкой, чесноком и теплым маслом, а затем — обсыпать хлебным мякишем и пожарить на маленьком огне.

Beef-stеаks и страсбургский пирогШампанской обливать бутылкой…

Здесь Александр Пушкин второй раз вспомнил про пирог из печени гуся и упомянул бифштекс — английское национальное блюдо, которое стало частым гостем на столах молодых русских дворян. Повара готовили его из филе говядины. Мясо нарезали крупными кубиками и жарили на сильном огне без соли и приправ. Потом засыпали блюдо сельдереем, петрушкой и укропом. Подавали на большой тарелке с куском охлажденного сливочного масла сверху.

В Одессе

Во время своего путешествия Евгений Онегин отведал в модном одесском ресторане Отона фирменное блюдо заведения — устрицы.

Что устрицы? пришли! О радость! Летит обжорливая младость Глотать из раковин морскихЗатворниц жирных и живых, Слегка обрызгнутых лимоном. Шум, споры — легкое вино Из погребов принесено На стол услужливым Отоном; Часы летят, а грозный счет Меж тем невидимо растет.

Богатым одесситам и петербуржцам только что выловленных устриц доставляли рыбаки. Неудивительно, что Пушкин написал о «грозном счете», невидимо растущем. Удовольствие это было не из дешевых: за сотню устриц отдавали по 50, а иногда и по 100 рублей. Как описал поэт, их ели свежими, сбрызгивая лимонным соком. К устрицам подавали легкое белое вино.

Устрицы. Фотография: rautdv.ru

Кулебяка с мясом. Фотография: stolle.ru

Уха. Фотография: russkayakuhnya1.ru

В Москве

Москва Онегина встречаетСвоей спесивой суетой,Своими девами прельщает,Стерляжьей потчует ухой…

В отличие от Петербурга с его английскими, бельгийскими и французскими деликатесами, в Москве Онегин отдавал предпочтение русской кухне с ее богатым ассортиментом супов. Уха из стерляди — традиционное русское блюдо. Помимо свежей выпотрошенной и почищенной рыбы, в суп добавляли овощи и водку. Уху варили на прозрачном курином бульоне, а для аромата клали сельдерей.

Из горячих супов в XIX веке кроме ухи были популярны щи, а из холодных — ботвинья. Вкусом русских щей восхищались многие путешественники, побывавшие в России. Александр Дюма даже добавил этот рецепт в свою книгу «Большой кулинарный словарь». К щам из свежей капусты обычно подавали пирожки или кулебяку с начинкой из мяса, а к супу из квашеной капусты — гречневую кашу.

www.culture.ru

Священномученик Николай Беневоленский, пресвитер

Свя­щен­но­му­че­ник Ни­ко­лай ро­дил­ся 30 мар­та 1877 го­да в го­ро­де Москве в се­мье свя­щен­ни­ка Вла­ди­ми­ра Пав­ло­ви­ча и его су­пру­ги Ека­те­ри­ны Алек­се­ев­ны Бе­не­во­лен­ских[1]. Отец Вла­ди­мир слу­жил в хра­ме в честь пре­по­доб­но­го Си­мео­на Столп­ни­ка, сме­нив здесь сво­е­го те­стя, свя­щен­ни­ка Алек­сея Пет­ро­ви­ча Со­ло­вье­ва, от­ца бу­ду­ще­го стар­ца иерос­хи­мо­на­ха Алек­сия[a]. Ни­ко­лай стал впо­след­ствии его лю­би­мым пле­мян­ни­ком и в свою оче­редь очень лю­бил от­ца Алек­сия и во вре­мя уче­бы в Мос­ков­ской Ду­хов­ной ака­де­мии ед­ва ли не каж­дое вос­кре­се­нье по­се­щал его. Ле­том 1897 го­да ста­рец, то­гда еще про­то­и­е­рей Фе­о­дор, ез­дил вме­сте с ним вы­би­рать се­бе ме­сто для жиз­ни в мо­на­ше­стве.«При­е­ха­ли мы с ним к Тро­и­це, – вспо­ми­нал впо­след­ствии иерос­хи­мо­нах Алек­сий, – от­ту­да взя­ли из­воз­чи­ка и по­еха­ли в Па­рак­лит. День был жар­кий, сол­неч­ный; мы еха­ли, все углуб­ля­ясь в лес, и чем даль­ше мы еха­ли, тем глу­ше ста­но­ви­лось: кру­гом все лес и та­кая бла­го­дать, что ты се­бе пред­ста­вить не мо­жешь! Всю­ду зе­лень, де­ре­вья, тра­ва, цве­ты, зем­ля­ни­кой в воз­ду­хе пахнет; солн­це све­тит сквозь ча­щу вет­вей, птич­ки по­ют, а кро­ме их го­ло­сов, кру­гом пол­ная ти­ши­на и без­лю­дье, серд­цу так лег­ко, так хо­ро­шо от ти­ши­ны. “Вот, – го­во­рю я пле­мян­ни­ку, – где мо­жет быть на­сто­я­щее жи­тие мо­на­ше­ское”. Вско­ре уви­де­ли мы ка­кие-то стро­е­ния. Смот­рим – де­ре­вян­ные до­ми­ки про­стые и цер­ковь, и все они об­не­се­ны де­ре­вян­ным за­бо­ром. Вхо­дим в пу­стынь: кру­гом ни ду­ши, буд­то ни­кто здесь и не жи­вет: обо­шли мы все стро­е­ния – ни­ко­го. На­ко­нец, на­толк­ну­лись на од­но­го мо­на­ха, шед­ше­го в оби­тель с ко­сой на пле­че, ви­ди­мо с ра­бо­ты. Мы к нему: “Где бра­тия?” – спра­ши­ва­ем. “На ра­бо­те, на лу­гу, се­но ко­сят”. – “Мож­но цер­ковь по­смот­реть?” Объ­яс­ня­ем, кто мы та­кие. “Мож­но, – го­во­рит, – сей­час бу­дет ве­чер­ня, я сам иду к ве­черне, я ведь по­но­марь”, – а сам с тру­дом пе­ре­сту­па­ет от уста­ло­сти... От­пер он нам цер­ковь, мы во­шли в нее, очень она мне по­нра­ви­лась. “Вот, – по­ду­мал я, – где мо­лить­ся хо­ро­шо!” Ста­ли мы сбо­ку, ждем на­ча­ла служ­бы. Ви­дим: вхо­дит ста­рый инок, та­кой сми­рен­ный и скром­ный, ста­но­вит­ся в сто­роне, в уг­лу, вме­сте с бра­ти­ей – это, ока­за­лось, сам игу­мен, и ста­рец там был, то­же за­ме­ча­тель­ной жиз­ни по­движ­ник, и то­же встал сми­рен­но по­за­ди всех. И бра­тия все, хо­тя, ви­ди­мо, уста­лые, толь­ко с по­слу­ша­ния при­шли, а сто­ят с пол­ным вни­ма­ни­ем и бла­го­го­ве­ни­ем. Служ­ба идет так чин­но и чте­ние устав­ное – гром­кое, яв­ствен­ное, и пе­ние строй­ное, неспеш­ное; очень мне все это по ду­ше бы­ло, и ду­ма­лось мне, ес­ли бу­дет на то во­ля Бо­жия – вот где я най­ду успо­ко­е­ние...»[2]Про­мысл Бо­жий, од­на­ко, на­пра­вил пу­ти стар­ца в Смо­лен­скую Зо­си­мо­ву пу­стынь Вла­ди­мир­ской гу­бер­нии, но он на­все­гда со­хра­нил бла­го­дар­ные вос­по­ми­на­ния о Па­рак­ли­те. Со­хра­нил он и лю­бовь к пле­мян­ни­ку, став­ше­му впо­след­ствии весь­ма ува­жа­е­мым пас­ты­рем, так что по­сле смер­ти иерос­хи­мо­на­ха Алек­сия, по­сле­до­вав­шей в 1928 го­ду, мно­гие из его ду­хов­ных де­тей ста­ли окорм­лять­ся у от­ца Ни­ко­лая.В 1892 го­ду Ни­ко­лай окон­чил ду­хов­ное учи­ли­ще, в 1898-м – Мос­ков­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию и по­сту­пил в Мос­ков­скую Ду­хов­ную ака­де­мию. Об­ща­ясь с от­цом Алек­си­ем, по­се­щая Зо­си­мо­ву пу­стынь и хра­мы Тро­и­це-Сер­ги­е­вой Лав­ры, Ни­ко­лай стал скло­нять­ся к то­му, чтобы по­свя­тить се­бя все­це­ло Гос­по­ду в мо­на­ше­ском зва­нии, и, про­хо­дя IV курс ака­де­мии, в 1901 го­ду на­пра­вил про­ше­ние рек­то­ру, епи­ско­пу Ар­се­нию (Стад­ниц­ко­му), в ко­то­ром пи­сал: «С ран­них лет чув­ствуя лю­бовь к Церк­ви и ее свя­тым уста­вам, я при­вык под ее по­кро­вом ис­кать по­коя и за­ступ­ле­ния. В на­сто­я­щее вре­мя это, преж­де ин­стинк­тив­ное чув­ство пе­ре­шло в со­зна­тель­ное, и я, на­сколь­ко поз­во­ли­ло мне еще ма­лое на­блю­де­ние над со­бой, убе­дил­ся, что без бла­го­дат­ной по­мо­щи Церк­ви, без ее осо­бо­го ру­ко­вод­ства я ни­где не мо­гу най­ти се­бе по­коя и уте­ше­ния, а ме­тусь и вол­ну­юсь, как ко­рабль, но­си­мый вол­на­ми. Близ­ко же – вре­мя, ко­гда я дол­жен бу­ду от­пра­вить­ся в мир, в это, по вы­ра­же­нию цер­ков­ной пес­ни, жи­тей­ское мо­ре. Кто же на­пра­вит ме­ня по вол­нам это­го мо­ря, кто бу­дет мо­им корм­чим, кто спа­сет и за­щи­тит, ко­гда ко­рабль бу­дет по­гру­жать­ся вол­на­ми? Я ве­рю и на­де­юсь, что в ино­че­ской жиз­ни, в ду­хов­ном об­ще­нии с людь­ми опыт­ны­ми в ду­хов­ной жиз­ни, в мо­лит­вен­ном на­стро­е­нии я най­ду ду­шев­ный по­кой и си­лу, столь необ­хо­ди­мые для успе­ха в даль­ней­шей де­я­тель­но­сти слу­же­ния Свя­той Церк­ви»[3].Епи­скоп Ар­се­ний дал пре­крас­ную ха­рак­те­ри­сти­ку сво­е­му сту­ден­ту, и мит­ро­по­лит Мос­ков­ский Вла­ди­мир (Бо­го­яв­лен­ский)[b] бла­го­сло­вил по­стричь Ни­ко­лая в мо­на­ше­ство. Но, ре­шив­шись на при­ня­тие мо­на­ше­ства, Ни­ко­лай стал за­тем со­мне­вать­ся в по­силь­но­сти это­го пу­ти для се­бя и вско­ре от­ка­зал­ся от бла­го­го на­ме­ре­ния. Обе­ты, в серд­це дан­ные Бо­гу, пусть и не за­вер­шив­ши­е­ся по­стри­гом, все же жи­ли в ду­ше и не раз, ве­ро­ят­но, им вспо­ми­на­лись – рас­кры­тые объ­я­тия От­ча, к ко­то­рым устре­мив­шись то­гда, он вне­зап­но оста­но­вил­ся. И как это тя­же­ло ока­за­лось по­том, ко­гда при­шлось в дни ис­то­ри­че­ские штор­ма, ко­гда на Ко­рабль Цер­ков­ный на­ле­га­ла на­во­дя­щая ужас сти­хия, за­бо­тить­ся не об од­ном лишь небес­ном, а, имея на по­пе­че­нии срод­ни­ков, стра­да­ю­щих вме­сте с ним, и о зем­ном.Окон­чив в 1902 го­ду Мос­ков­скую Ду­хов­ную ака­де­мию, он был на­прав­лен пре­по­да­ва­те­лем бо­го­сло­вия в Ор­лов­скую Ду­хов­ную се­ми­на­рию. В 1909 го­ду Ни­ко­лай Вла­ди­ми­ро­вич же­нил­ся на де­ви­це Аг­нии, до­че­ри свя­щен­ни­ка Вла­ди­ми­ра Ан­дре­еви­ча Вос­кре­сен­ско­го, слу­жив­ше­го в хра­ме Смо­лен­ской ико­ны Бо­жи­ей Ма­те­ри на Смо­лен­ской пло­ща­ди в Москве. В том же го­ду Ни­ко­лай Вла­ди­ми­ро­вич на­пра­вил про­ше­ние мит­ро­по­ли­ту Мос­ков­ско­му Вла­ди­ми­ру с прось­бой при­нять его в Мос­ков­скую епар­хию и 27 ав­гу­ста 1909 го­да был на­зна­чен свя­щен­ни­ком к Ни­ко­ла­ев­ской, что в Но­вой сло­бо­де, церк­ви в Москве и в том же го­ду ру­ко­по­ло­жен во свя­щен­ни­ка к этой церк­ви.Став свя­щен­ни­ком, отец Ни­ко­лай сра­зу же опре­де­лил свое от­но­ше­ние к пас­тыр­ской де­я­тель­но­сти, что это преж­де все­го слу­же­ние ве­ру­ю­ще­му на­ро­ду. Мно­гие из его при­хо­жан бы­ли небо­га­ты, и им отец Ни­ко­лай по­мо­гал ма­те­ри­аль­но, он ни­ко­гда не брал пла­ту за тре­бы, ко­гда ви­дел, что лю­ди огра­ни­че­ны в сред­ствах.В 1917 го­ду отец Ни­ко­лай был на­зна­чен в храм пре­по­доб­но­го Си­мео­на Столп­ни­ка, где слу­жи­ли ко­гда-то его дед и отец, и за­тем был на­сто­я­те­лем это­го хра­ма до его за­кры­тия. Несколь­ко раз он слу­жил здесь с Пат­ри­ар­хом Ти­хо­ном, ко­то­рый при­ез­жал в храм на пре­столь­ные празд­ни­ки.В 1921 го­ду отец Ни­ко­лай был на­граж­ден на­перс­ным кре­стом, в 1923-м – воз­ве­ден в сан про­то­и­е­рея, в 1926-м – на­граж­ден кре­стом с укра­ше­ни­я­ми, в 1929‑м – па­ли­цей. В 1929 го­ду храм пре­по­доб­но­го Си­мео­на Столп­ни­ка был без­бож­ни­ка­ми за­крыт, и отец Ни­ко­лай пе­ре­шел слу­жить в рас­по­ла­гав­ший­ся непо­да­ле­ку храм По­кро­ва Бо­жи­ей ма­те­ри на Лы­щи­ко­вой го­ре.Про­то­и­е­рей Ни­ко­лай, слу­жа в хра­ме пре­по­доб­но­го Си­мео­на Столп­ни­ка и за­тем в По­кров­ском, жил с се­мьей в квар­ти­ре на Ни­ко­ло­ям­ской ули­це, где на­хо­дил­ся храм пре­по­доб­но­го Си­мео­на Столп­ни­ка. В 1918 го­ду у се­мьи свя­щен­ни­ка ото­бра­ли часть ком­нат, все­лив в квар­ти­ру се­мью ра­бо­чих; се­мье свя­щен­ни­ка бы­ли остав­ле­ны толь­ко две ком­на­ты. В этой же квар­ти­ре в од­ной из ком­нат жи­ли брат от­ца Ни­ко­лая, уче­ный, и сест­ра, биб­лио­те­карь. В на­ча­ле трид­ца­тых го­дов к ра­бо­чим при­е­хал по­го­стить их род­ствен­ник из де­рев­ни, ко­то­рый до­нес вла­стям, что в квар­ти­ре жи­вет свя­щен­ник и за­ни­ма­ет две ком­на­ты, и по­тре­бо­вал его вы­се­ле­ния. Ра­бот­ни­ки жи­лищ­но­го управ­ле­ния, со­чув­ство­вав­шие от­цу Ни­ко­лаю, по­со­ве­то­ва­ли ему по­ме­нять­ся ком­на­той с бра­том, оста­вив ему и де­тей, как бы на ижди­ве­ние, и та­ким об­ра­зом ула­дить кон­фликт. Так свя­щен­ник и сде­лал: по­ме­нял­ся ком­на­та­ми с бра­том, по­се­лив­шись всей се­мьей в од­ной ком­на­те. Од­на­ко ра­бо­чий по­дал в суд на свя­щен­ни­ка, чтобы то­го во­об­ще вы­се­ли­ли вме­сте с се­мьей из квар­ти­ры как лю­дей, идей­но чуж­дых уста­нов­кам со­вет­ской вла­сти. Суд при­нял сто­ро­ну жа­лоб­щи­ка и по­тре­бо­вал от свя­щен­ни­ка вы­ехать из квар­ти­ры вме­сте с се­мьей в де­ся­ти­днев­ный срок.Отец Ни­ко­лай об­ра­тил­ся к при­ход­ско­му со­ве­ту По­кров­ско­го хра­ма с прось­бой: вы­де­лить ему по­ме­ще­ние под хра­мом, от­ре­мон­ти­ро­вав его, а что храм из­дер­жит на ре­монт, то он по­сте­пен­но по­ста­ра­ет­ся вы­пла­тить, так как упла­тить сра­зу у него нет воз­мож­но­сти за от­сут­стви­ем средств. Но при­ход­ской со­вет от­ка­зал свя­щен­ни­ку, и от­цу Ни­ко­лаю при­шлось уехать в Сер­ги­ев По­сад, где его хо­ро­шо зна­ли как род­ствен­ни­ка стар­ца Алек­сия. Но и здесь ему не сра­зу уда­лось най­ти квар­ти­ру: он хо­дил по го­ро­ду в ря­се, и хо­зя­е­ва от­ка­зы­ва­лись сда­вать свя­щен­ни­ку ком­на­ту. На­ко­нец кто-то по­со­ве­то­вал пой­ти к ста­ро­сте хра­ма свя­тых апо­сто­лов Пет­ра и Пав­ла, где слу­жи­ли в то вре­мя лавр­ские мо­на­хи. Здесь се­мью свя­щен­ни­ка при­ня­ли, а за­тем их при­гла­сил к се­бе ста­ро­ста Ильин­ско­го хра­ма, у ко­то­ро­го был двух­этаж­ный дом, и ниж­ний этаж, где бы­ло три ком­на­ты, пу­сто­вал. Из Сер­ги­е­ва По­са­да отец Ни­ко­лай ез­дил на служ­бы в По­кров­ский храм. Ино­гда он но­че­вал у бра­та, ино­гда – у ко­го-ни­будь из при­хо­жан. Од­на из при­хо­жа­нок, вы­шед­шая за­муж за пре­по­да­ва­те­ля во­ен­ной ака­де­мии, пред­ло­жи­ла ему оста­нав­ли­вать­ся у них. Ее муж ска­зал то­гда от­цуНи­ко­лаю: «Ба­тюш­ка, не хо­ди­те и не уни­жай­тесь, мой ка­бинет все­гда к ва­шим услу­гам!» И с это­го вре­ме­ни отец Ни­ко­лай стал оста­нав­ли­вать­ся у них.В 1932 го­ду в квар­ти­ру, ко­то­рую отец Ни­ко­лай сни­мал с се­мьей в Сер­ги­е­вом По­са­де, при­шли с обыс­ком. Аг­ния Вла­ди­ми­ров­на спро­си­ла со­труд­ни­ков ОГПУ, что им нуж­но, они от­ве­ти­ли – «ли­те­ра­ту­ру»; они пе­ре­во­ро­ши­ли ве­щи, пе­ре­тряс­ли дет­ские иг­руш­ки и, ни­че­го не най­дя, ушли. Аг­ния Вла­ди­ми­ров­на по­сла­ла дочь Ве­ру в Моск­ву в По­кров­ский храм, где слу­жил отец Ни­ко­лай, пре­ду­пре­дить, чтобы он не при­ез­жал в эти дни, так как до­ма был обыск и его мо­гут аре­сто­вать. Ве­ра тут же со­бра­лась и по­еха­ла. Брат Ве­ры, ко­то­рый был стар­ше ее на шесть лет, при­слу­жи­вал от­цу в ал­та­ре, и отец Ни­ко­лай, уви­дев дочь, по­слал его спро­сить, что слу­чи­лось. Она со­об­щи­ла, что до­мой при­хо­ди­ли с обыс­ком и мо­гут аре­сто­вать от­ца. В те­че­ние неде­ли отец Ни­ко­лай оста­вал­ся жить в Москве и не при­ез­жал к се­мье в Сер­ги­ев По­сад.В 1933 го­ду вла­сти аре­сто­ва­ли на­сто­я­те­ля Воз­не­сен­ской церк­ви в Сер­ги­е­вом По­са­де, и про­то­и­е­рей Ни­ко­лай по­дал про­ше­ние, чтобы его пе­ре­ве­ли в этот храм. При­хо­жане По­кров­ско­го хра­ма вы­ра­зи­ли неудо­воль­ствие, что свя­щен­ник остав­ля­ет при­ход, но отец Ни­ко­лай все же пе­ре­шел слу­жить в Воз­не­сен­ский храм, по­то­му что по­езд­ки из По­са­да в Моск­ву ста­но­ви­лись для него все опас­нее, так как он не имел ни­ка­ких до­ку­мен­тов: в Москве в ми­ли­ции тре­бо­ва­ли, чтобы он по­лу­чал их по фак­ти­че­ско­му ме­сту жи­тель­ства, а в По­са­де тре­бо­ва­ли до­ку­мен­ты с ме­ста его ра­бо­ты в Москве.В 1934 го­ду про­то­и­е­рей Ни­ко­лай был на­граж­ден мит­рой. Во все вре­мя сво­е­го слу­же­ния отец Ни­ко­лай все­гда го­во­рил про­по­ве­ди, за­ча­стую ма­ло учи­ты­вая враж­деб­ную Церк­ви по­зи­цию со­вет­ской вла­сти, и его су­пру­га неод­но­крат­но про­си­ла его, чтобы он воз­дер­жал­ся от про­по­ве­дей, но не про­по­ве­до­вать отец Ни­ко­лай не мог; он по­сто­ян­но чи­тал ду­хов­ную ли­те­ра­ту­ру и счи­тал сво­им дол­гом до­не­сти сло­во прав­ды и зна­ния до сво­их при­хо­жан. Вре­мя бы­ло ли­хое, и со дня на день мож­но бы­ло ожи­дать аре­ста. Од­на­жды глу­хой но­чью в их квар­ти­ру по­сту­ча­ли. Аг­ния Вла­ди­ми­ров­на от­кры­ла дверь. На по­ро­ге сто­я­ли два незна­ко­мых че­ло­ве­ка, и один из них ска­зал: «Ба­тюш­ка, мы при­е­ха­ли к вам, в де­ревне у нас уми­ра­ет мать, про­сит при­ча­стить. Мы от­ка­зать ей не мо­жем, по­это­му мы при­е­ха­ли на те­ле­ге за ва­ми. По­жа­луй­ста, при­ча­сти­те». Отец Ни­ко­лай за­ко­ле­бал­ся: нет ли тут ка­ко­го об­ма­на, и неко­то­рое вре­мя мол­чал, и то­гда за­го­во­ри­ла су­пру­га: «Ты не име­ешь пра­ва от­ка­зы­вать! Ведь ты же едешь со Свя­ты­ми Да­ра­ми! Че­го ж ты бо­ишь­ся! Те­бя Гос­подь со­хра­нит!.. По­ез­жай!» Отец Ни­ко­лай тут же со­брал­ся, по­ехал, ис­по­ве­дал и при­ча­стил уми­ра­ю­щую.В 1939 го­ду в Воз­не­сен­ский храм был на­зна­чен по­чет­ным на­сто­я­те­лем бла­го­чин­ный из го­ро­да Мо­жай­ска про­то­и­е­рей Фе­дор Ка­зан­ский, имев­ший весь­ма дур­ную сла­ву в Мо­жай­ске. К от­цу Ни­ко­лаю на ис­по­ведь по­до­шла то­гда жен­щи­на и со­об­щи­ла, что она спе­ци­аль­но при­е­ха­ла его пре­ду­пре­дить, что этот свя­щен­ник чрез­вы­чай­но опа­сен и цер­ков­ным лю­дям уже при­нес мно­го зла в Мо­жай­ске, а об от­це Ни­ко­лае они слы­ша­ли толь­ко хо­ро­шее, и по­сколь­ку к нему при­ез­жа­ет мно­го ду­хов­ных де­тей из Моск­вы, ему на­до быть осто­рож­ней. Это из­ве­стие весь­ма опе­ча­ли­ло от­ца Ни­ко­лая, и он стал ду­мать, как ему из­быть оче­ред­ную бе­ду. А но­вый на­сто­я­тель – сек­рет­ный осве­до­ми­тель НКВД по клич­ке Ле­бе­дев – сра­зу же при­нял­ся за «ра­бо­ту».«Алек­се­ев­щи­на, – со­об­щал он 1 ап­ре­ля 1939 го­да сво­е­му ку­ра­то­ру из НКВД, – это осо­бая сек­та, про­ис­хо­дя­щая от схи­мо­на­ха... из­вест­но­го ду­хов­ни­ка па­лом­ни­ков, при­ез­жа­ю­щих и при­ез­жав­ших в Тро­и­це-Сер­ги­е­ву Лав­ру, Алек­сия... Про­то­и­е­рей Бе­не­во­лен­ский (по­дроб­ный ма­те­ри­ал о нем мной пред­став­лял­ся)... яв­ля­ет­ся по пло­ти и кро­ви пле­мян­ни­ком... Алек­сия... и в пол­ном смыс­ле сло­ва не толь­ко под­ра­жа­ет ему, но ти­пич­но ста­ра­ет­ся ему упо­до­бить­ся, его оли­це­тво­рять, дей­ство­вать в при­хо­де имен­но в этом на­прав­ле­нии, осу­ществ­лять де­я­тель­ность Алек­сия. Весь фа­на­тизм, вся контр­ре­во­лю­ция, то есть та­кая, ка­кая бы­ла в свое вре­мя в Пу­тин­ках при Ага­фоне[c], те­перь на­хо­дит­ся имен­но здесь...Го­во­ря о Бе­не­во­лен­ском, мож­но ска­зать да­же так, что о нем имен­но и рас­про­стра­ни­лись по го­ро­ду За­гор­ску све­де­ния, что он ор­га­ни­за­тор тем­ных сил. Че­ло­век с выс­шим об­ра­зо­ва­ни­ем, кор­чит из се­бя мо­на­ха, увле­ка­ет на­род для бе­сед в тем­ные уг­лы, чи­та­ет им неиз­вест­ные книж­ки, да­ет сек­рет­ные на­став­ле­ния “втихую”...»[4]«К на­сто­я­ще­му вре­ме­ни про­дол­жа­ет­ся и да­же уве­ли­чи­ва­ет­ся в го­ро­де За­гор­ске па­лом­ни­че­ство, – до­но­сил он в оче­ред­ной раз в НКВД. – При вы­яс­не­нии ока­зы­ва­ет­ся су­ще­ству­ю­щей ос­нов­ной при­чи­ной это­го яв­ле­ния – уко­ре­нив­ша­я­ся в го­ро­де За­гор­ске алек­се­ев­щи­на. Алек­сий – это ста­рец, схи­мо­нах, про­зор­ли­вец, из­вест­ный ду­хов­ник всех па­лом­ни­ков быв­шей Тро­и­це-Сер­ги­е­вой Лав­ры. Алек­се­ев­щи­на за­клю­ча­ет­ся в том же ду­хов­но-нрав­ствен­ном из­вра­щен­ном на­прав­ле­нии, ко­то­рое осу­ществ­ля­лось иоси­фов­ской груп­пой ду­хо­вен­ства – юро­ди­вы­ми и про­зор&shy

azbyka.ru

Меню гения, или что любили великие

Ученые безуспешно пытаются разгадать причину гениальности. Она зависит от набора генов, полученных от родителей, от талантливых педагогов, которые окружают ребенка в детстве, а, может, от пищи? В последнем есть резон. С определенными продуктами мы получаем витамины, минералы и микроэлементы. Они жизненно важны для работы всего организма и мозга в частности. Возможно, сочетание этих компонентов, полученных с едой, является тем самым толчком для развития необыкновенных способностей в живописи, литературе или науке. Итак, рассмотрим гастрономические пристрастия великих.Леонардо да Винчи, чьи изобретения были сделанные еще в эпоху возрождения, но актуальны до сих пор, не мог жить без супа Минестроне. Он приготовлен сплошь из овощей, которые подвергались минимальной термальной обработке, следовательно, все дары природы сохранили полезные свойства. К тому же цукини, томаты, морковь и сельдерей стимулируют работу мозга и память.

Достоевский очень любил орехи. Продумывая характер какого-нибудь персонажа из своей книги он мог съесть ни один десяток грецких или фисташек.Блюдо, которое очень часто было на столе писателя, - курица, а запивал он ее теплым молоком, именно такая температура была предпочтительна для великого классика.

Лев Толстой был первым вегетарианцем русской литературы. Фрукты, овощи и мед помогли написать великий роман “Война и мир”. Но его самым любимым лакомством был огурец. Писатель ел их в огромных количествах.

Другой фанат огурцов был Наполеон. Даже в далеких походах императора сопровождала повозка с зелеными и хрустящими. Он даже обещал награду тому, кто придумает способ сохранить этот овощ свежим максимально долго.

Пушкин тоже был не против вкусно откушать. Оладьи, картошка, гречка, моченые яблоки, фрукты и варенье, особенно из крыжовника. Просто, вкусно и, в то же время изысканно.

Кулинарным эстетом был Гоголь. Он очень любил макароны (слово “паста” в те времена не употребляли). Варил он их сам, добавлял масло, сыр, перчил и медленно смаковал блюдо.

Михаил Ломоносов отдавал предпочтения традиционным блюдам севера. Будучи истинным помором он не мог обойтись без соленой трески, наваги и семги. Еще он любил каши и кислые щи. Однажды он угостил ими императрицу Екатерину II, которая нечаянно нагрянула в гости. Она осталась довольна и съела все подчистую. А когда Михаил Васильевич был во дворце с ответным визитом, потчевала его щами, в исполнении своих поваров, чтобы показать уважение к ученому. Антон Чехов любил карасей, жаренных в сметане. Свое любимое блюдо он даже упомянул в рассказе Сирена. Современный гений Стив Джобс был жестким веганом, и любил он не яблоки, как можно было подумать, а морковь, а чай предпочитал заваривать из душистых трав, которые росли в его саду.

Художник Сальвадор Дали был оригинален во всем и, конечно же, в еде.«Я ем только то, что держит форму. Всё прочее мой разум отвергает», – заявил он однажды.На завтрак он предпочитал морских ежей с хлебом и сливочным маслом. На обед ел чесночный суп, а русская жена Гала пристрастила его к черной икре, от которой эксцентрик был без ума.

Из всего выше сказанного можно сделать вывод, что одного блюда, которое предпочитали бы все гении, нет. Они ели то, что им нравилось, с то, что нравится необыкновенно вдохновляет.

invkus.blogspot.com

Лев Толстой: любимое блюдо классика

Назвать единственное любимое блюдо Льва Толстого так же сложно, как выделить главного героя в «Войне и мире». Отношения с едой у великого русского классика были весьма противоречивыми.

Поесть Толстой любил. Регулярно переедал и регулярно себя за это корил: «Много слишком ел за обедом (обжорство)». Однако, пытаясь воздержаться от греха чревоугодия, он неизбежно начинал себя жалеть: «Я утром не ел до обеда и очень ослабел».

Супруга писателя — Софья Толстая — в дневниках жаловалась на мужа:

«Сегодня за обедом я с ужасом смотрела, как он ел: сначала грузди соленые... потом четыре гречневых больших гренка с супом, и квас кислый, и хлеб черный. И все это в большом количестве».

Беспокоил Софью Андреевну, конечно, не невероятный расход продуктов, а физическое и моральное состояние Толстого:

«Какую он пищу употребляет — это ужасно! Сегодня ел грибы соленые, грибы маринованные, два раза вареные фрукты сухие — все это производит брожение в желудке, а питанья никакого, и он худеет. Вечером попросил мяты и немного выпил. При этом уныние на него находит».

В 50 лет Толстой вступил в стройные ряды вегетарианцев. Мяса не ел, но от яиц и молочных продуктов не отказался.

Однако это решение писателя никак не сказалось на разнообразии его рациона. Доказательство тому — выдержки из меню, которое составляла лично Софья Толстая с пометками для повара. На завтрак, помимо яиц во всех мыслимых и немыслимых видах, Толстой ел бесчисленные варианты каши: «кашу пшенную», «кашу гречневую на сковороде», просто «кашу на сковороде», «крутую овсяную кашу», трогательную «кашку манную молочную жидкую». Прекрасным вариантом завтрака было и лаконичное «что осталось».

Вегетарианство в семье писателя было принудительным. Валентин Булгаков, последний секретарь Толстого, писал: «В 6 часов в зале-столовой подавался обед — для всех — вегетарианский. Он состоял из четырех блюд и кофе».

Из блюд, подаваемых графу на обед, в наши дни можно составить меню хорошего вегетарианского ресторана. Просто и со вкусом: протертые яблоки с черносливом, суп с клецками и кореньями, суфле из рыбы с морковью, зеленая фасоль с рисом, суп-пюре из цветной капусты, салат картофельный со свеклой.

Слабостью Толстого было сладкое. К вечернему чаю в доме писателя обязательно подавалось варенье, которое варили здесь же, в Ясной Поляне, из крыжовника, абрикосов, вишни, слив, персиков, яблок. В последнее обязательно добавляли лимон и ваниль. Экзотические для Тульской области фрукты выращивали в усадебной оранжерее. Толстой тяжело переживал пожар в Ясной Поляне 1867 года: «Я слышал, как трещали рамы, лопались стекла, на это было жутко больно смотреть. Но еще больнее было оттого, что я слышал запах персикового варенья».

Гастрономической Библией семьи графа была «Поваренная книга» Софьи Толстой со 162 рецептами. Отметиться в настольной кулинарной книге успели не только родственники Толстых: там, например, можно найти «Пастилу яблочную Марии Петровны Фет» — рецепт жены Афанасия Фета.

Сакральным блюдом в Ясной Поляне был так называемый «анковский пирог», или «пирог Анке». Домашний врач Толстых, Николай Анке, поделился рецептом пирога с тещей графа, Любовью Берс, которая и передала его дочери. Дочь же, то есть Софья Толстая, научила готовить пирог с толченым сахаром и лимонами повара Николая. Сын Толстого Илья писал, что «именины без анковского пирога то же самое, что Рождество без елки».

Кстати, повар Николай Румянцев в жизни Льва Толстого появился раньше, чем супруга Софья. Начало его кулинарной карьеры было весьма нестандартным: в молодости Румянцев был крепостным флейтистом у князя Николая Волконского. Потом его перевели в кухонные мужики, и поначалу готовил он отвратительно. Софья писала: «Обед был очень дурен, картошка пахла салом, пирог был сухой, левашники как подошва... Ела один винегрет и после обеда бранила повара». Но, как известно, терпенье и труд все перетрут. Левашники, которые в тот злосчастный вечер были «как подошва», стали фирменным блюдом Румянцева. Это были пирожки с вареньем, которые с уголков надувались воздухом, за что в быту назывались «вздохами Николая».

www.culture.ru

---

Смотрите также

• 
  Купеческие блюда рецепты
• 
  Национальное блюдо челябинска
• 
  Вегетарианские блюда белковые
• 
  Белковые блюда вегетарианские
• 
  Грабли калорийность блюд
• 
  Чье блюдо шакшука
• 
  Национальные албанские блюда
• 
  Нэм вьетнамское блюдо
• 
  Белорусские блюда народные
• 
  Японское блюдо сукияки
• 
  Паратхи индийское блюдо